Следите за нашими новостями!
 
 
Наш сайт подключен к Orphus.
Если вы заметили опечатку, выделите слово и нажмите Ctrl+Enter. Спасибо!
 


Разрушать ли музеи ради церковного возрождения?


От редакции «Скепсиса»:

Вашему вниманию предлагается статья, написанная в начале 90-х, когда современный вид отношений церкви и государства только начинал складываться. И уже тогда музейные работники беспокоились, понимая, что бездумная передача в церковную собственность памяников культуры может привести к тяжелейшим последствиям для сохранения этих памятников. Музейные работники чаще всего далеки от политики, с неприязнью относящиеся к «воинствующим безбожникам» 20-х и 30-х годов, с ужасом вспоминающие о разрушении церквей в сталинские годы, зачастую — это люди верующие. Но музейные работники — это профессионалы, которые очень хорошо понимают, каким образом сохранять наше общее культурное богатство и что ни в коем случае с ним делать нельзя.

В статье Л.М.Воронцовой есть утверждения, с которыми редакция «Скепсиса» не может согласиться полностью или частично. Но мы специально оставляем их без комментария — в статье красноречива показана роль музейщиков в сохранении и изучении, важность этого дела и противоположность интересов церковного руководства и общества в решении вопроса о собственности на памятники культуры. Примеры обращения церкви с переданным ей имуществом в течение последних 15 лет (о которых писал и наш журнал) ярко иллюстрируют правоту автора статьи. Читайте — и делайте выводы.


В настоящее время взаимоотношения между государством и церковью начинают моделироваться и строиться практически заново. Идет трудный, не всегда однозначный, но, судя по всему, плодотворный процесс улучшения и стабилизации взаимоотношений государства и церкви. В этом процессе не последнее место занимает проблема нормализации отношений между церковью и теми светскими учреждениями, в ведении которых находятся вопросы культуры. В данном случае нас прежде всего интересует проблема взаимодействия церкви и государственных музеев, главным образом тех, в собранииях которых находятся произведения церковного искусства.

Между церковью и государственными музеями, хранящими предметы церковного искусства, сложились и существуют, с одной стороны, довольно простые и непосредственные отношения, а с другой — эти отношения имеют достаточно сложный и запутанный характер. В культовых помещениях располагаются музеи и выставочные залы, памятники церковного искусства (иконы, богослужебные книги, произведения декоративно-прикладного искусства) находятся в музеях, библиотеках и хранилищах, храмы и монастыри используются как объекты экскурсионного показа. Религиозные люди вынуждены приходить в музей, чтобы поклониться хранящейся в нем святыне, в то время как люди, воспитанные в традициях секулярной культуры, часто приходят в храм не столько приобщиться к религиозным таинствам, сколько получить эстетическое наслаждение. Иногда государственные и церковные учреждения выполняют двойственные функции: предметы культа, находящиеся в ведении церкви, используются как объекты музейного показа (Успенский собор во Владимире, Церковно-археологический кабинет при Московской духовной академии, недавно созданный Церковно-исторический кабинет при Даниловом монастыре), в то же время находящиеся в ведении государственных музеев памятники церковного зодчества используются для проведения богослужения — Спасский собор Спасо-Андроникова монастыря (Центральный музей древнерусского искусства и культуры им. Андрея Рублева), Успенский собор Московского Кремля (Государственные музеи Московского Кремля).

С точки зрения некоторой части церковных деятелей и представителей определенного круга общественности, такие отношения имеют характер «поругания» — в храмах музеи, в музеях иконы. Более того, долгое время совершенно неадекватным было само отношение к предметам церковного искусства: искусствоведческая наука, скованная рамками вульгарного материализма и определенной идеологии, как правило, рассматривала произведения религиозного искусства очень односторонне. В лучшем случае практиковалось искусственное разделение эстетической и культовой функций церковных памятников при умалении или замалчивании значения последней, в худшем — полностью отрицалось культурное наследие, связанное с христианским мировоззрением. Оскорбленное религиозное чувство видело в искусствоведах и музейных работниках представителей «атеистического фронта», что не могло не способствовать формированию негативного отношения к музеям и музейному делу. В последнее время, когда у широкой общественности по тем или иным причинам авторитет религии начинает возрастать, а государство в свою очередь начинает обращаться к религии и церкви как одной из ведущих сил в деле возрождения «духовности и нравственности», когда делаются попытки включения православия в официальную идеологию, такой неоднозначный характер отношений между церковью и государственными музеями создает условия для появления требований о передаче храмов и предметов культа в ведение церкви.

В ряде случаев эти требования претворяются в жизнь. Так, в ведение Московского Патриархата переданы филиал Московского областного краеведческого музея — Иосифо-Волоколамский монастырь, филиал Калужского областного краеведческого музея — Иоанно-Предтеченский скит Оптиной пустыни, часть зданий Киево-Почаевского государственного историко-культурного заповедника, Донской монастырь, в котором располагался музей архитектуры. Церковь получила в пользование культовые вещи из собраний музеев Московского Кремля, Киево-Печерского заповедника, Ярославского историко-архитектурного музея-заповедника, Тверской картинной галереи, Тамбовского областного краеведческого музея, Львовской картинной галереи. При существующих потребностях в церковных помещениях для вновь регистрируемых общин на фоне нашей общей правовой неопределенности и культурной неразвитости процесс уничтожения музеев грозит принять необратимый лавинообразный характер.

Летом 1990 г. патриарх Алексий обратился в Совмин РСФСР с просьбой о передаче Церкви более 500 культовых, а также гражданских, принадлежавших до революции Церкви зданий. Премьер РСФСР Силаев наложил резолюцию: «Прошу рассмотреть и сообщить, в какие сроки можно освободить», и направил список облисполкомам. В списке патриарха содержатся здания, занимаемые некоторыми из лучших музеев страны. Кроме того, в список включены ценнейшие шедевры иконописи и прикладного искусства, находящиеся в музеях. Выполнение просьбы патриарха в полном объеме нанесет невосполнимый урон музейному делу и сохранению памятников архитектуры и шедевров церковного искусства. 206 зданий из этого списка принадлежат 54 музеям. Эти 54 музея в год посещают более 11 млн. человек. Фонды этих музеев — 4 млн. предметов. Строительство новых зданий для этих музеев будет стоить 130 млн. рублей.

В нашей стране традиции преемственного развития и религии, и культуры в целом были нарушены. Революционные преобразования, деформировав основные принципы взаимоотношений и взаимовлияния религии и культуры, привели к деградации и того и другого. Вульгарно-материалистическое противопоставление религии и культуры привело к тому, что строительство новой пролетарской культуры стало осуществляться на основе или тотального отрицания, или превратной интерпретации духовных и материальных ценностей, накопленных религией и церковью. При этом духовное наследие, сложившееся в рамках средневекового мировоззрения, было объявлено «опиумом народа» и, как правило, отрицалось полностью. Что же касается памятников материальной культуры, главным образом культового зодчества, произведений изобразительного и прикладного искусства, то они, претерпев определенную идеологическую обработку, стали использоваться в самых разных целях, часто далеких от первоначального назначения.

Погромы храмов и монастырей, изъятия церковных ценностей были начаты в первые революционные дни и юридически оформлены Декретом Совнаркома РСФСР 20 января 1918 г. «О свободе совести, церковных и религиозных общинах». Согласно Декрету, все церковное имущество, включая здания и предметы культа, становилось государственной собственностью. После принятия этого Декрета изъятия и конфискации церковной собственности, в том числе художественного наследия, были продолжены на законных основаниях. В период гражданской войны конфискация и национализация церковных ценностей приобретает массовый характер. В январе 1919 г. постановлением Президиума Моссовета из большинства монастырей в Москве были выселены монахи. 16 февраля 1919 г. опубликовано постановление Наркомюста об организованном вскрытии мощей, а 25 августа появился циркуляр о ликвидации мощей. Полным ходом шла национализация монастырей: за 1920 г. было национализировано 573, в начале 1921 г. — еще 40 монастырей. В 1921—1922 гг. масса церковных ценностей была продана в обмен на хлеб для голодной и разрушенной страны. Впоследствии такое использование церковного, да и не только церковного, достояния стало нормой для советской социалистической экономики, являясь источником средств в торгово-финансовых операциях. Огромное количество уникальных произведений древнерусского искусства таким путем было переправлено из монастырских ризниц и церковных алтарей в частные собрания за рубежом и сейфы международных банков; тонны изделий из драгоценных металлов были переплавлены. Во время денежной реформы 20-х гг. из церковного серебра чеканили монеты. Лишь некоторая часть национализированной церковной собственности была передана в ведение Отдела по делам музеев и охране памятников искусства и старины Наркомпроса, при котором в ноябре 1918 г. была создана Комиссия по регистрации и приемке церковного имущества под руководством И.Э. Грабаря.

С точки зрения юридической вывоз и продажа за границу исторических и художественных ценностей была запрещена — 19 сентября 1918 г. Совнарком принял декрет «О запрещении вывоза и продажи за границу предметов особого художественного и исторического значения». Кроме того, 5 октября 1918 г. был принял декрет «О регистрации, приеме на учет и охранении памятников искусства и старины, находящихся во владении частных лиц, обществ и учреждений». Однако на практике эта юридическая норма не соблюдалась. Газета «Новая жизнь» в 1918 г. писала:

«Человек, недавно приехавший из-за границы, рассказывает: "В Стокгольме открыто до шестидесяти антикварных магазинов, торгующих картинами, фарфором, бронзой, серебром, коврами и вообще предметами искусства, вывезенными из России. В Христиании таких магазинов я насчитал двенадцать, их очень много в Гётеборге и других городах Швеции, Норвегии и Дании..."».

Судьба национализированных художественных ценностей сложилась по-разному. Памятники культового зодчества, уцелевшие в огне революции, но не использовавшиеся по прямому назначению и оставшиеся бесхозными, приходили в негодность и разрушались постепенно. Аналогичная участь постигла и те храмы, которые «освобождались» от богослужений и становились фактически никому не нужными во время второй (конец 20-х — 30-е гг.) и третьей (конец 50-х — начало 60-х гг.) кампаний закрытия действующих церквей и монастырей. Другая часть культовых сооружений после закрытия была передана различным учреждениям и ведомствам, что также не всегда способствовало их надлежащей сохранности, а иногда ставило под угрозу сам факт их существования. И лишь небольшая часть культовых памятников была передана музеям — нет нужды доказывать, что именно эти памятники дошли до настоящего времени в наиболее достойном виде. Как отмечалось в 1921 г. в Отчете Комиссии по регистрации и приемке церковного имущества при Отделе по делам музеев и охране памятников искусства и старины, «представляя из себя зачастую почти готовый материал для основания музея, с вырисовкой характерных особенностей данного центра, монастырь является нередко сам в целом музейным заповедником... и одновременно прекрасным помещением для естественно возникающего музея».

Церковное имущество закрытых храмов и монастырей, и в первую очередь интересующие нас произведения искусства, также использовались неоднозначно. Участь многих произведений церковного искусства, оставшихся вне поля зрения государственных органов, оказалась плачевной — они или безвозвратно утрачены, или находятся вне пределов нашего Отечества. По-видимому, лишь небольшая часть этой группы вещей находится и до настоящего времени в частных коллекциях. Основная же масса предметов церковного искусства подлежала конфискации и национализации и передавалась в ведение Комиссии по регистрации и приемке церковного имущества, откуда после определенного отбора вещи попадали либо в созданное в 1920 г. Государственное хранилище — ГОХРАН, либо в уже существующие или открывавшиеся музеи.

Что касается ГОХРАНа, то, как становится известно в последнее время, его деятельность в качестве государственного хранилища ценностей была далеко не безупречна. Следы многих памятников искусства, попавших в ГОХРАН, потеряны навсегда. Значительная часть хранившихся в нем произведений, в том числе и церковного искусства, была в 1920—1930-е гг. вывезена за границу — продажа за валюту очередной партии народного достояния была характерным для нашей экономики способом выхода из кризисных ситуаций. До сих пор многие произведения русского средневекового искусства, вывезенные в те и последующие годы, участвуют в зарубежных антикварных и аукционных распродажах.

Памятники церковного искусства, попавшие в музеи, также имели неодинаковую судьбу. Предметы пропадали из-за неумелого и небрежного хранения, из-за непонимания истинной ценности каждого конкретного произведения, из-за общего низкого уровня теории и практики музейного дела. Общее падение уровня культуры в нашей стране не могло не отразиться и на музейной практике. И все же в целом можно сказать, что именно музеи стали теми учреждениями, которые в условиях постоянного давления и насилия над культурой в течение многих десятилетий оказались способными не только сохранить, но и научно обработать те бесценные произведения древнерусского искусства, которые попали в их собрания. В этом отношении показателен пример Сергиево-Посадского государственного историко-художественного музея-заповедника.

Сергиево-Посадский музей-заповедник был создан в 1920 г. декретом Совнаркома «Об обращении в музей историко-художественных ценностей Троице-Сергиевой Лавры». Организация музея была подготовлена деятельностью Комиссии по охране памятников старины и искусства Троице-Сергиевой Лавры, созданной в конце 1918 г. В состав Комиссии входили видные деятели культуры — А.А. Флоренский, Ю.А. Олсуфьев, М.В. Боскин, П.Н. Каптерев, Т.Н. Александрова-Дольник. Комиссия проводила работу по регистрации отделов Лаврской ризницы, приему и экспертизе золотых и серебряных предметов, постановке на учет древнерусского шитья и икон. Под охрану и учет Комиссии были взяты архивы Духовного Собора Троице-Сергиевой Лавры, Московской духовной академии, библиотеки Троице-Сергиева Монастыря, Вифанской семинарии. В это же время шел сбор материалов усадеб и монастырей, имевших связь с Лаврой. О том, что представляли собой коллекции Троице-Сергиевой Лавры, свидетельствуют слова ученого секретаря Комиссии по охране Лавры и хранителя ризницы П.А. Флоренского в докладе 10 ноября 1919 г. «Об издании каталогов Лаврского музея»:

«Я позволю себе напомнить, что в богатейшую сокровищницу русского и всемирного искусства мы, члены Комиссии, вступили как в темный лес, ибо она была не только не изучена, но даже и не расставлена удобообразно, мы хорошо помним, как приходилось лазить по приставным лестницам, чтобы рассмотреть ту или другую икону, рыться в тряпье, чтобы извлечь иногда первоклассное шитье, отыскивать в старом ломе любопытные памятники, из пыльных чердаков, заплесневелых чуланов и темных закоулков Лавры вытаскивать портреты, иконы, шитье, посуду и т.п. Вещи первоклассные, делающие честь любому музею, были перемешаны с второстепенными или даже вещами, стоящими ниже критики, а тем самым терялись среди них. Отыскание некоторых вещей, приблизительно доступных теперь обозрению, напоминало извлечение предметов из земли при раскопках, но вместе с тем доставляло и соответствующие радости нового открытия. Мы имели дело с некоторым неопределенным кругом музейных объектов невыясненного состава, неизвестных дат, вообще неизвестных, и если бы тогда потребовался ответ на вопрос о числе и виде нужных для музея комнат, то мы вынуждены были бы ограничиться неопределенным указанием, что комнат нужно много, но сколько именно — неизвестно. В самом деле, мы решили теперь лучшие расчищенные иконы выделить в особую залу, и состав их приблизительно, только приблизительно, определился; но как же можно было заранее говорить, сколько нужно места для лучших икон, когда до расчистки оставались под вопросом и степень их сохранности, и качество письма...»

Комиссия по охране памятников старины и искусства Троице-Сергиевой Лавры приступила к организации научной, издательской и реставрационной деятельности, которая затем была продолжена в музее. Живописно-реставрационные мастерские были созданы в 1924 г. под руководством Н.А. Баранова. Издательская деятельность Комиссии, а впоследствии Сергиевского музея по количеству и качеству трудов может быть поставлена на одно из первых мест в истории нашего музейного дела. Работы Комиссии и музея — путеводители, описи, каталоги и обзоры выставок, статьи, доклады, исследования, — изданные тиражами от 100 до 500 экземпляров, являются ныне библиографической редкостью и до сих пор не потеряли научного значения. Одновременно с выявлением, изучением и систематизацией коллекций Троице-Сергиевой Лавры члены Комиссии вырабатывали проект и структуру будущего устройства музея. Это было особенно важно, поскольку, как можно судить по приведенным словам П.А. Флоренского, в самой Лавре степень сохранности произведений искусства и уровень их изучения оставляли желать много лучшего.

Деятельность Комиссии не ограничивалась только стенами Троице-Сергиевой Лавры, но и распространялась на территорию всего уезда. Основным направлением работ была регистрация историко-худо-жественных ценностей «в случае аннулирования культа в том или другом монастыре, в ведении Сергиевского исполкома находящегося». С 1918 по 1925 г. были поставлены на учет и охрану памятники городов Сергиева, Александрова, Переяславль-Залесского, Пушкино, Софрино, Хотьково, имений Абрамцево, Мураново, Вифанского и Гефсиманского скитов.

Однако деятельность Комиссии имела и другую сторону. За время ее существования, с 1918 по 1925 г., несколько раз проводилось выделение ценностей в ГОХРАН. По некоторым данным, общее количество золота и серебра, которое было в Лавре, определялось «в несколько сотен пудов», в том числе и золотой оклад XVI в. на икону «Троица» письма Андрея Рублева. Эти «несколько сотен пудов» предлагалось передать без разбора в ГОХРАН. Ситуация могла сложиться таким образом, что была бы изъята наиболее известная и высокохудожественная часть коллекции, и только благодаря предварительному отбору памятников специалистами Комиссии в ГОХРАН были выделены предметы XVIII—XIX веков, менее, как считалось в те времена, ценные по сравнению с древнерусскими произведениями. Всего из Троице-Сергиевой Лавры было выделено 500 бриллиантов и 150 пудов (около 2400 кг) серебра. Таким образом, основная, наиболее значимая часть коллекций Троице-Сергиевой Лавры была сохранена. В дальнейшем также делались попытки изъятия предметов церковного искусства, уже из собрания музея. Однако и до настоящего времени коллекция древнерусского изобразительного и прикладного искусства в Сергиево-Посадском музее-заповеднике, в основе которой лежит древнее собрание Троице-Сергиева монастыря, продолжает не только сохраняться, но и пополняться, систематизироваться, научно обрабатываться и популяризироваться.

Закономерно встает вопрос — не лучше ли было оставить все национализированные ценности в ведении самой церкви и ей доверить хранение ее же собственности? В существующей исторической ситуации, при крайне негативном отношении к религии и церкви, которое насаждалось в течение 70 лет, вряд ли на этот вопрос можно ответить утвердительно. Как показывает практика, иконы и церковная утварь, находящиеся в действующих храмах, сохраняются далеко не лучшим образом. Это касается и условий хранения, и безопасности памятников. О бедственном положении фресок и икон в действующих соборах и церквах свидетельствуют сами священнослужители. Вот запись слов отца Аркадия, служившего в Успенском соборе города Владимира в 70-е гг.:

«Мне дорог Успенский собор как святыня всеправославной церкви. Но... мы, духовенство, заняты духовной жизнью верующих... Я возмущен, что уборка в соборе, в том числе фресок Рублева, производится метлами... Если ученые говорят: «Гибнут фрески Рублева!» — значит, надо переходить в другую церковь. Чтобы потом перед будущими поколениями не быть нам в ответе... Совершать богослужение в Успенском соборе — это в интересах верующих. А сохранить произведения искусства Древней Руси, находящиеся в соборе, — в интересах всего народа».

Далеко не во всех действующих соборах обеспечены условия безопасности памятников церковного искусства. Не случайно волна краж произведений древнерусского искусства, начиная с 60-х гг. и до настоящего времени, коснулась прежде всего закрытых, а затем и действующих церквей. Среди огромной массы культовых произведений, конфискованных в последнее время на границе, значительную часть составляют вещи из действующих храмов. Конечно, нельзя сказать, что музеи полностью застрахованы от краж и порчи произведений искусства, но все же в целом гарантий безопасности и сохранности исторических и художественных ценностей в них гораздо больше.

Вопросы сохранности и безопасности культурного наследия тесно связаны с другой проблемой — эстетического и художественного осмысления произведений религиозного искусства. Вряд ли кто-нибудь в настоящее время осмелится отрицать художественную значимость предметов церковного культа. Сильнейшее увлечение русским средневековым искусством, особенно живописью, начавшееся с 1960-х г., по словам Г.И. Вздорнова, создало впечатление, что «национальное русское искусство известно давно и что интерес к нему никогда не угасал, а только претерпевал свои подъемы и спады». Но в действительности и древнерусская иконопись, и церковная утварь не как предметы церковного культа, а как произведения искусства стали известны довольно поздно — на рубеже XIX и XX столетий. Отдельные памятники монументальной и станковой живописи были открыты в конце XVIII — начале XIX в., однако отсутствие интереса к произведениям средневекового искусства приводило к забвению находок даже первостепенного значения. Расчистка древних икон и фресок началась только в середине XIX в., а реставрация как научная дисциплина складывается в начале XX в. Активное и систематическое освоение художественного наследия Средневековой Руси происходит уже в XX в.

Благодаря деятельности исследователей разных специальностей — ученых, реставраторов, коллекционеров, художников, искусствоведов — иконы и церковное искусство в целом начинают осознаваться не только предметами культа, но и объектами эстетического восприятия. За непродолжительное время принципы богословского и церковноархеологического изучения средневекового религиозного искусства были дополнены критериями более широкого, художественно-эстетического и культурно-исторического осмысления духовного наследия Древней Руси. В значительной степени это было связано с развитием музейного дела в нашей стране.

Традиция музейного хранения и использования произведений церковного искусства возникла не в нашей стране и не в советское время. Как известно, принципы музейного показа культовых памятников стали складываться в Европе в период нового времени. Это было связано и с общим процессом секуляризации общественной жизни, и с формированием нового, более всеобъемлющего и универсального отношения к культовым памятникам. Именно в Новое Время, когда религиозное мировоззрение перестало быть господствующим и единственно возможным, иконы и церковная утварь стали восприниматься не только как объекты религиозного чувства, но и как предметы эстетического переживания. Новое понимание памятников церковного искусства создало предпосылки и для новых условий их существования — не только в храме, но и в музее, в качестве объектов хранения, изучения и эстетического наслаждения.

С точки зрения функционального назначения ни один храм, церковь или монастырь не возводились с иными целями, кроме сакральных, и никто из их создателей не мог предположить, что эти сооружения будут использоваться как музеи. Вместе с тем уже в средние века складывается традиция полифункционального использования храмов — в целях не только сакральных, но также политических и культурных. В Древней Руси соборы служили местом проведения встреч и скрепления междукняжеских договоров, в них принимались иностранные послы, на церковных хорах переписывались книги и хранились княжеские библиотеки, ризницы соборов со временем превращались в подлинные хранилища и сокровищницы уникальных памятников средневекового культового искусства. Однако сама мысль о возможности использовать церковь или монастырь в качестве музея могла возникнуть только в новое время.

В дореволюционной России произведения церковного искусства (иконы, утварь, древние рукописи и старопечатные книги) хранились в Оружейной палате, Историческом и Румянцевском музеях, частных коллекциях. С середины XIX в. существовал Музей Академии художеств, называвшийся Христианским музеем, или Музеем православного иконописания. С разрешения просвещенных церковных властей хранители музея А.М. Горностаев и В.А. Прохоров способствовали собиранию церковных древностей из новгородских монастырей и церковных хранилищ. Когда был открыт Музей Александра III (ныне — Государственный Русский музей), в нем сразу было создано отделение христианских древностей. Частные лица, религиозные организации продавали и дарили в музей иконы и церковную утварь. Лучшие иконы Русского музея происходят из собрания академика Н.П. Лихачева, куда входила 1431 икона и 34 произведения прикладного искусства. Академик Н.П. Кондаков в 1909 г. подарил музею коллекцию ценнейших икон. Археологические комиссии, общества и институты способствовали приобретению церковной «старины». В 1912 г. художник П.И. Нерадовский, работавший заведующим художественного отдела Музея Александра III, после переговоров с церковными властями привез из Иосифо-Волоколамского монастыря предметы, которые не могли служить «по ветхости»: иконы, церковную утварь, хоругвь, пелены, два покрова на гробницу Иосифа Волоцкого. В том же году П.И. Нерадовский привез несколько произведений из Благовещенского собора в Муроме. В 1914 г. музей пополнился собранием икон (43 предмета) из Покровского Суздальского монастыря, на которые обратили внимание император Николай II и сопровождавший его искусствовед Георгиевский во время посещения монастыря в 1913 г. Николай II из личных средств отпускал деньги на приобретение икон для музея.

В настоящее время памятники церковного искусства хранятся во многих музейных собраниях нашей страны: Государственной Третьяковской галерее, музеях Московского Кремля, Государственном музее изобразительных искусств им. А.С. Пушкина, Эрмитаже, Русском музее, Новгородском музее-заповеднике, Владимиро-Суздальском музее-заповеднике, Сергиево-Посадском музее-заповеднике, Кирилло-Белозерском музее-заповеднике, Центральном музее древнерусской культуры и искусства им. Андрея Рублева, музеях Ярославля, Ростова, Костромы, Переяславля-Залесского, Архангельска, Вологды, Пскова и других городов. Эти ценности, подавляющая часть которых ранее принадлежала действующим церквам и монастырям, были спасены, сохранены, продолжают существовать и использоваться в целях нравственного и эстетического воспитания благодаря музейным работникам разных специальностей — хранителям, реставраторам, научным работникам и экскурсоводам. В музеях созданы условия для хранения, реставрации, научной обработки и изучения памятников, сложились разнообразные формы научно-просветительной деятельности. Памятники культового зодчества, находящиеся в их ведении, как правило, поддерживаются в хорошем состоянии, народ знает к ним дорогу. К чему же может привести изъятие церковных памятников из музейных фондов и передача их действующим церквам сейчас, когда в конце XX в. в нашей стране парадоксальным образом христианство становится вдруг последней новостью? Что мы от этого приобретем и что потеряем?

Церковь как социальный институт, безусловно, приобретет немало. В условиях перехода к многоукладной экономике с разными формами собственности немаловажное значение приобретет материальная стоимость передаваемых предметов культа, которые будут принадлежать отнюдь не прихожанам какой-то общины, а, согласно нынешнему законодательству, церкви как корпоративному собственнику. По сути дела, произойдет частичная денационализация произведений церковного искусства. Русская Православная Церковь получит в свое распоряжение те немногие в нашем государстве памятники, которые, являясь музейными объектами, находятся в более или менее приличном состоянии: храмы и монастыри, которые не надо восстанавливать, иконы и церковную утварь, которые не надо реставрировать, рукописные и печатные книги, которые не надо спасать. С точки зрения религиозного чувства справедливость восторжествует — храмы вернутся общинам, иконы вернутся в храмы.

Рассмотрим обратную сторону этого процесса.

Изъятие произведений церковного искусства нанесет невосполнимый урон музеям, следствием чего явится дальнейшее падение и без того не слишком высокого уровня нашей культуры. Передача храмов и монастырей в ведение Русской Православной Церкви может привести к закрытию целого ряда музеев или их филиалов. А ведь в нашей стране музеев не так уж и много: по обеспеченности музеями РФ стоит на 29-м месте в мире. В нашем Отечестве около 2 тысяч государственных музеев, что в расчете на 1 млн. населения в 2,4 раза меньше, чем в ФРГ, в 3,7 раза меньше, чем в США, в 3,8 — в Болгарии, в 7,0 — в Канаде, 7,7 — в Венгрии, в 10 раз — в Дании.

История музейного дела в СССР насыщена всякого рода преобразованиями: музеи укрупняли, разукрупняли, создавали, закрывали, передавали из одних ведомств в другие, волевыми решениями меняли характер их деятельности (художественные музеи превращали в краеведческие и антирелигиозные, и наоборот), проводили централизацию музейных фондов и различные передачи вещей из одного музея в другой. Как показывает опыт, любого рода преобразования музеев, как правило, нарушают сложившуюся систему учета исторических и художественных ценностей, ведут к путанице и пропаже вещей, затрудняют в дальнейшем научные исследования и использование памятников. Изменение режима хранения памятников может привести к их разрушению. Ведь произведения русского средневекового искусства — это в подавляющем большинстве хрупкие вещи, очень часто плохой сохранности (особенно шитье, ранние иконы), вещи, требующие внимательного наблюдения и специального режима хранения. В современных условиях церковь просто не в состоянии создать им надлежащие условия хранения, не говоря уже о научной обработке и реставрации — для этого требуются квалифицированные и знающие специалисты. Церковь не сможет уделить должного внимания и научно-просветительной деятельности по приобщению широкого круга людей к ценностям христианского искусства — это просто не входит в ее функции. Храм значительно сужает число желающих приобщиться к святыне или прекрасному (не будем обольщаться, в нашей стране далеко не все граждане — верующие), и, таким образом, для значительного числа людей предметы церковного искусства станут просто недоступными. Вместе с тем многие предметы религиозного культа являются уникальными произведениями не только отечественной, но и мировой культуры, что безусловно предполагает их принадлежность не только верующим людям, но и всем остальным слоям общества.

До сих пор речь шла главным образом о практической, прагматической стороне рассматриваемого вопроса. Но есть еще одна, пожалуй, более важная грань проблемы — нравственная, этическая. В течение десятилетий в Советском государстве многие проблемы решались не за счет создания новых ценностей, а за счет изъятия, распределения и перераспределения старых. В данном случае делается попытка идти по тому же пути. Русская Православная Церковь сейчас столкнулась с огромной проблемой — только за последние годы были зарегистрированы тысячи церковных общин. Резко возросли потребности в культовых помещениях, произведениях изобразительного и прикладного искусства для оформления интерьеров, предметах церковной утвари. Однако не лучше ли эти потребности удовлетворять не за счет очередного изъятия, теперь уже из государственных музеев, а путем развития и расширения созидательных тенденций — восстанавливать памятники культовой архитектуры, реставрировать старые и производить новые предметы религиозного культа, одним словом, воссоздавать утраченные и создавать новые художественные ценности. Безусловно, это касается не только церкви — работу надо проводить совместными усилиями и государства, и церкви, и верующих, и широкой общественности.

Существуют и другие варианты решения вопроса. Храмы, молитвенные дома и монастыри, используемые не по назначению и не являющиеся музеями, безусловно, должны быть возвращены церкви. Но делать это нужно только по требованию общин верующих, а не «широких кругов общественности». Единовременная передача тысяч храмов, которые уничтожались семьдесят лет и находятся в полуразрушенном состоянии, может привести их к еще большему разрушению, восстановить их за короткий срок невозможно. Кроме того, не исключено использование памятников и в качестве музеев, и в качестве действующих храмов. Речь, безусловно, может идти только о музеях, не оскорбляющих религиозных чувств верующих. Такая практика существует во многих храмах мира — соборе Сан-Марко в Венеции, Нотр-Дам в Париже и др. Ежедневная служба совсем не обязательна — можно вспомнить, что в новгородской церкви Николы на Липне конца XIII в. и в Духовской церкви Троице-Сергиева монастыря конца XV в. службы совершались раз в году, во всемирно известной церкви Покрова на Нерли — два раза в год. Двойное использование храмов не повредит им, а во многих случаях может способствовать улучшению их содержания.

Что касается икон, церковной утвари, рукописей и книг, хранящихся в музеях и библиотеках, то, по-видимому, в исключительных случаях возможна их передача в действующие церкви. Однако в каждом конкретном случае вопрос должен решаться очень осторожно и индивидуально. Одно дело, когда речь идет о возвращении икон, или целого иконостаса, или церковной утвари в храм, для которого эти вещи создавались или которому принадлежали исторически, и другое — о передаче какого-то количества культовых вещей во вновь открывающуюся церковь. Попытки собрать под крышей храма различного рода подлинные, но не изначально созданные для него произведения искусства могут оказаться искусственными и надуманными. В настоящее время таким путем вряд ли можно воссоздать тот единый и неделимый храмовый комплекс, о котором о.П. Флоренский писал как о «целостном организме храмового действа, как синтезе искусств, как той художественной среде, в которой, и только в которой, икона имеет свой подлинный художественный смысл и может созерцаться в своей подлинной художественности».

Верующие должны помнить, что многие храмы не могут использоваться «по назначению», т.к. реально до революции их назначение было несколько иным, нежели единственно возможное сейчас, — в качестве приходских с регулярными круглогодичными службами. Усадебные церкви предназначались для очень ограниченного круга присутствующих на богослужении; многие из них не выдержат современного многолюдного прихода. Летние церкви не предназначались для отопления и зимних служб, во многих из них за год-два погибнут ценнейшие интерьеры. Во многих случаях под давлением церкви, властей, общественности существующие правила пользования памятниками архитектуры не соблюдаются — ремонты и перестройки, нарушения температурно-влажностного режима, грабежи — все ото ведет к гибели ценнейших шедевров.

Вместе с тем проблему «заполнения» интерьеров открывающихся храмов решать придется. Как кажется, в первую очередь это следует делать за счет создания новых предметов церковного культа. Второй, не менее плодотворный путь — прекратить государственную торговлю иконами и церковными предметами за границу. В последнее время эта торговля приняла формы аукционов, однако суть ее от этого не изменилась — продолжается официальный вывоз отечественного достояния за рубеж. Помимо государственной распродажи, остается неуправляемый контрабандный поток предметов церковного культа. Из таможен эти вещи следует возвращать в церкви. И давно уже пора умножить усилия и средства, направленные на возвращение в пределы Отечества церковных памятников, проданных или незаконно вывезенных за последние 70 лет. Делать это нужно также совместными усилиями, и не только служителей церкви, но и музейных работников, общественности.

Таким образом, выход из существующей ситуации видится в одном: не противостояние и антагонизм церкви и государственных музеев по принципу «кто у кого» или «кто за счет кого», а поиски точек взаимодействия и форм сотрудничества. У церкви и государственных музеев, при всем различии форм и методов их осуществления, имеются общие цели и задачи, прежде всего в сфере нравственного воспитания. Хорошо известны и формы сотрудничества: мирное сосуществование на территории одного архитектурного комплекса и взаимное решение ремонтно-реставрационных проблем, создание на основе сотрудничества выставок произведений церковного искусства, проведение совместных акций и мероприятий, создание воскресных школ с привлечением музейных работников. Ведь именно в сфере музейной деятельности сложился и существует тот узкий и подвижнически созданный слой специалистов, который осуществляет связь и создает взаимопонимание между церковью и секулярным обществом. Музеи, хранящие произведения церковного искусства, создают возможности для удовлетворения возрастающего общественного интереса и тяги к церковной культуре на понятном языке и в доступной форме. Музеи осуществляют и обратную связь, приобщая широкие слои секулярного общества к традиции христианской культуры. Принижение и тем более разрушение этой посреднической функции не только осложнит взаимодействие светской и церковной традиций, но и негативно скажется на деятельности самой церкви, которая лишится полнокровного позитивистского искусствоведения.

До 1985 г. в нашей стране строились прогнозы, когда исчезнет религия. Сейчас стали высказываться предположения, когда исчезнет неверие. Пока не произошло ни того, ни другого, не следует искусственно разрушать с таким трудом созданное взаимодействие между церковью и секулярной культурой, осуществляемое посредством музеев. «Неверные весы — мерзость пред Господом», — говорится в Библии. Стрелку весов не следует отклонять насильственным способом. Каждый должен заниматься своим делом. Оставим церкви церковные дела, а музеям — музейные.


Опубликовано в: Религия и Демократия. - М., 1993. - С. 69-82.
Сканирование и обработка: Екатерина Синяева.


По этой теме читайте также:

Имя
Email
Отзыв
 
Спецпроекты
Варлам Шаламов
Хиросима
 
 
«Валерий Легасов: Высвечено Чернобылем. История Чернобыльской катастрофы в записях академика Легасова и современной интерпретации» (М.: АСТ, 2020)
Александр Воронский
«За живой и мёртвой водой»
«“Закон сопротивления распаду”». Сборник шаламовской конференции — 2017