Следите за нашими новостями!
 
 
Наш сайт подключен к Orphus.
Если вы заметили опечатку, выделите слово и нажмите Ctrl+Enter. Спасибо!
 


Предыдущая | Содержание | Следующая

В борьбе за Кремль

Воспоминания Тулякова Н. С. [32]

Завод «Мастяжарт»

В январе 1916 г. я был откомандирован в Москву, в московские мастерские тяжелоосадных артиллерий — в «Мастяжарт». Всего работало нас в «Мастяжарте» 3 500 человек, режим в мастерских был невыносимый, имелась дисциплинарная рота, на глаза повсюду попадался офицер или жандарм, кормили отвратительно. Условия труда были невыносимо тяжелые, работали в две смены по 11 часов. Здесь я близко познакомился с партийцами-большевиками: тт. Галкиным — токарем, Демидовым — электромонтером и Семеновым — токарем. С ними вместе я был активным участником Февральской революции.

23 октября я и Масленников были делегированы от завода «Мастяжарт» на московскую конференцию воинских частей, где получили директиву готовиться к вооруженному восстанию. Аналогичные распоряжения принес т. Демидов от Московского комитета большевиков. Подготовка к вооруженному выступлению на заводе и в казармах развернулась вовсю: искали оружие, готовили артиллерию, подбирали командиров.

Вечером 26 октября в Политехническом музее было гарнизонное собрание, созванное военной организацией большевиков. Громадный зал музея был переполнен. Председательствовал т. Мостовенко, с докладом выступал т. Усиевич. Появление его на три6уне было встречено бурными аплодисментами и криками: «Да здравствует захват власти советами!» Тов. Усиевич, кратко обрисовав картину развертывающихся событий, сообщил о свержении правительства Керенского и о захвате власти в Петрограде Революционным комитетом. Радостными криками встретил зал эти вести.

После речи Усиевича т. Мостовенко объявил, что слово просит представитель совета солдатских депутатов от фракции эсеров. Как только аудитория услышала слово «эсер», в зале поднялся общий шум негодования, протесты, возгласы: «Долой предателей!», «Долой болтунов, довольно слов, настало время действовать!» Тов. Мостовенко предложил все же выслушать эсера. Но говорить пришлось ему недолго. Начал он с того, что судьбу русского народа должно решить Учредительное собрание и на этом... кончил свою речь: возмущенные солдаты не дали ему продолжать.

После того как аудитория успокоилась, выступил солдат 56-го запасного пехотного полка. Был он небольшого роста, в потерто:; шинели. От него мы узнали, что юнкера стараются захватить Кремль, охраняемый 56-м полком, что они выставили, свои посты у ворот Кремля. Никого из солдат охраны в Кремль не пропускают, а из Кремля выпускают свободно. Очевидно пытаются занять весь Кремль своей охраной. «Мы обращаемся к вам, товарищи, с призывом оказать противодействие недопустимому явлению».

Посыпались предложения. Одни предлагали немедленно выступить с оружием, другие — послать делегацию в Московский совет. Было принято последнее предложение. Когда делегация из 5 человек, куда вошли Блохин — рабочий из второй автомобильной роты и я, пришла в Московский совет, там шло какое-то заседание. За большими столами горячо спорили штатские и военные люди. Видимо происходило заседание исполкома или президиума его. Заслушали наши требования о немедленном снятии юнкеров с Кремля и тут же избрали делегацию к полковнику Рябцеву. В эту делегацию вошли тт. Ногин В. П., Блохин и меньшевик Маневич.

Поездка делегации к полковнику Рябцеву ничего не дала, хотя т. Ногин и сообщал об оставлении охраны Кремля за 55-м полком. Наша делегация считала свою миссию оконченной и разошлась, придя к выводу, что вопрос о захвате власти не решается словами.

Было около десяти — одиннадцати часов вечера. Ночь была темная, но чувствовалось, что жизнь не замерла. На улице кругом слышалось шуршанье автомобилей. По Театральной площади к зданию городской думы мимо нас пронеслись два грузовика с вооруженными юнкерами. Чувствовалось, что приближаются большие события, и это волновало.

На «Мастяжарте» меня обступили рабочие-солдаты, грязные, в рваных шинелях, но полные решимости.

27 октября исполнительный комитет «Мастяжарта» выделил из своей среды революционный штаб в составе тт. Демидова, Галкина, Семенова, Фирсова и меня. Тов. Семенов был назначен начальником штаба, т. Демидов В. П. — для связи с лефортовским революционным штабом, я — для связи с Московским советом и руководителем артиллерии, т. Галкин — по охране завода и т. Фирсов — комиссаром завода.

Остро стал вопрос о вооружении рабочих. Имелось всего 25 берданок, на 800—1000 активных бойцов. Вскоре Демидову удалось получить от самокатного батальона, находившегося на Немецкой улице в Фанагорийских казармах, еще 60 берданов и около 70 винтовок. Таким образом на 27 октября в «Мастяжарте» было вооруженных рабочих около 150—200 человек. Патронов было чрезвычайно мало, примерно по 5—10 патронов на человека.

Около 12 или 1 часа «очи в помещении заводского комитета открылось заседание революционного штаба. Обсуждались вопросы, связанные с вооруженным восстанием. На заседании присутствовал представитель Лефортовского революционного комитета т. Розенштейн, от него мы узнали о силах Красной гвардии и готовности к выступлению воинских частей, но оружия в районе было недостаточно.

В ночь на 27—28 октября рабочие были посланы на поиски оружия; раздобыть оружие — стало первейшей задачей. Узнали, что на товарных путях Рязанского вокзала стоит несколько вагонов с винтовками. За ними немедленно послали несколько грузовых машин и вооруженный отряд рабочих. Вокруг завода выставили заставы.

Вскоре рабочие патрули начали приводить в штаб задержанных офицеров. Их допрашивали, обезоруживали и, взяв «честное слово» не выступать против рабочих, отпускали домой. Стали поступать сведения о подозрительных домах около «Мастяжарта». Рабочие обыскали дома, нашли там оружие. Все же с чердаков некоторых домов во время уличных боев стреляли в рабочих, были даже раненые.

Около 10 часов вечера 29 октября по директиве Лефортовского штаба вокруг «Мастяжарта» были вырыты окопы: ожидали нападения казаков. Через два часа в революционный штаб Басманного района вызвали Демидова и Семенова. Штаб поставил перед рабочими «Мастяжарта» боевую задачу: выступить в 2 часа ночи против Алексеевского военного училища и кадетских корпусов и к 6 часам утра 30 октября занять позиции противника.

Сигналом для общего наступления должен был послужить орудийный выстрел батареи «Мастяжарта», выставленной к этому времени у реки Яузы.

Подсчитали силы. Три роты мастяжартовцев составляли не более 300 человек, батарея артиллерии — около 50 человек, в охране территории завода, в заставах и патрулях — 150 человек. В лефортовском отряде было не более 150 рабочих-красногвардейцев, в 85-м пехотном полку активных бойцов 500—600 человек, самокатчиков — около 200 человек, рогожско-симоновских красногвардейцев — 400 — 500 человек.

Таким образом к началу боя собралось до 2 тыс. человек, причем половина рабочих не была вооружена и не имела боевого опыта.

Юнкеров и кадетов старших возрастов насчитывалось примерно 800 —1 000 человек. Они были хорошо вооружены револьверами, винтовками, ручными гранатами и даже пулеметами. Технически они были лучше подготовлены к бою. Помимо того толстые стены корпусов и военного училища служили хорошей защитой.

По первому же призыву рабочие стали немедленно стекаться к штабу. Шли в строю под руководством выбранных командиров.

Первой пришла рота т. Большакова—около 70 человек. Рота была вся вооружена. Штаб направил ее по новой дороге (около фельдшерской школы) занять кадетский парк с левой стороны, вблизи учебных окопов кадет. Вторая рота во главе с т. Семеновым пошла занимать позиции со стороны Лефортовской военной тюрьмы. Третья рота, в качестве резерва первой роты и прикрытия батареи предназначалась для занятия позиций около реки Яузы. На батарею выкатили три японских 42-линейных гаубицы. Начальником артиллерии назначен был я, помощником — Рыбалко.

Для защиты Лефортовского районного штаба был послан отряд мастяжартовцев в 70 человек под руководством т. Стальмакова.

Настроение в отрядах было повышенное, все рвались в бой. «Привезут с Рязанского вокзала винтовки или не привезут?» Многие рабочие пошли на позиции совершенно безоружными, рассчитывая, что винтовки подоспеют. Патронов также было ограниченное количество.

30 октября на рассвете первая и третья роты благополучно заняли позиции и ожидали орудийного выстрела — сигнала для начала наступления. Вторая рота по дороге к военной тюрьме встретила отряд лефортовских красногвардейцев и мастяжартовцев, ранее посланных для защиты Лефортовского штаба. Красногвардейцы направились в парк, мастяжартовцы — к военной тюрьме. Рассветало. Видеть кадетские корпуса и бездействовать было невтерпеж. А вдруг кадеты забыли закрыть наглухо ворота? Рабочие неожиданно вскочили и побежали к воротам корпуса. Расстояние было примерно 100 саженей. Ворота были закрыты наглухо... Решили продвигаться по стене к кадетскому саду и присоединиться к остальным отрядам.

Наиболее нетерпеливые товарищи перепрыгнули забор и наткнулись на сторожевые посты кадетов. Завязалась перестрелка. Кадеты отступили за стены корпусов.

В это время, слыша стрельбу и видя перед собой перебегаю-щие фигуры, другие наши отряды решили, что юнкера и кадеты перешли в наступление и открыли стрельбу. Но паники не было. Установили немедленно связь и начали правильную осаду кадетских корпусов.

Наконец-то привезли винтовки с Рязанского вокзала! Их оказалось около 4 тыс. штук. Наладилась подвозка патронов и с Симоновских патронных складов. Рабочие сразу почувствовали себя непобедимыми. Отовсюду к штабу потекли толпы пролетариев, не участвовавших до сих пор в борьбе из-за отсутствия оружия Каждый выбирал себе винтовку, делал на дворе несколько упражнений «на прицел», «на изготовку» и шел к кадетским корпусам. В ряды бойцов с одного только «Мастяжарта» явилось не менее тысячи человек. Стрельба стала оживленней.

Часть винтовок направили Лефортовскому, Басманному и Рогожско-симоновскому штабам. Снарядами наша артиллерия снабжалась с Мызораевских складов. Снарядов было вволю.

Бой разгорался. Об отдыхе никто не думал, никто не уходил из окопов, хотя обстановка позволяла уже организовать регулярную смену бойцов. Штаб организовал непрерывную работу кухни; руководил кухней меньшевик Олицкий.

В окопах и на батарее появились первые убитые и раненые; батарею обстреливали с чердаков соседних домов. Работницы под огнем подбирали раненых, убитых, делали перевязки рабочим, не желавшим оставлять окопы, несмотря на ранения. Самоотверженность женщин воодушевляла бойцов.

Скоро стало ясно, что белогвардейцы, спрятавшиеся за толстыми стенами корпусов, легко выдержат продолжительную осаду, если в дело не вмешается артиллерия.

Штаб «Мастяжарта» приступил к организации новых батарей. Через некоторое время раздались первые орудийные выстрелы. Но на батареях не было угломеров и панорам и стреляли без точного прицела, наводку производили через дула орудии. Разрывы первых снарядов не были слышны, так как в Дворцовом саду затрещали оружейные выстрелы и пулеметы с кадетских корпусов.

После первых же выстрелов на батарею пришли раненые с требованием красногвардейцев усилить обстрел 1-го кадетского корпуса, откуда их забрасывали ручными гранатами. Рабочие с завода Гужон через комиссара завода т. Фирсова сообщили на батарею, что один из снарядов попал на территорию завода и что они просят такого гостинца им больше не посылать; в подвалах Гужона хранился газ, попади снаряд в подвал с газом — и мог бы быть отравлен весь район.

А пушки беспрерывно грохотали, над зданием офицерских квартир показались облака пыли. Когда один из наших снарядов достиг цели, на батарее поднялось ликование. Артиллерия открыла беглый огонь. Частые взрывы снарядов покрывали тре-скотню пулеметов и винтовок. Кто-то сообщил о гибели Петра Щербакова. Эта печальная весть вызвала еще большую злобу и ненависть к белогвардейцам.

Неожиданно приехал член десятки Навгальцев и потребовал прекратить орудийную стрельбу. Чем было вызвано это требование, мы добиться у него не могли, он только повторял, что не дано распоряжения начинать артиллерийские действия. Но на нашем участке действия развернулись так широко, что, если бы мы и захотели выполнить требование Навгальцева, — сделать это не удалось бы. Красногвардейцы и солдаты были уже у стен кадетских корпусов, отступать по открытому месту было невозможно.

После того, как уехал Навгальцев, к нам на батарею часов в 9 — 10 утра принесли панорамы и угломеры, которые после долгих поисков нашел т. Галкин в кладовой у артиллерийского техника, поручика Городниченко. Городниченко объявил себя нейтральным, но выдать панорамы или хотя бы сказать, где они находятся, отказался. Тем временем наша заводская разведка нашла на Рязанском вокзале винтовки русского образца. Ими вооружились солдаты нашего завода, рабочие соседних предприятий, затем Рогожско-симоновского и Городского районов. Команда мастяжартовцев в 150—200 человек была направлена к зданию Московского совета в распоряжение Революционного комитета. Отряд в 50 человек, вооруженный винтовками и орудием, направили на Введенскую площадь разоружать вольноопределяющихся прожекторной команды инженерного полка, на Лаврентьевской улице. В команде вольноопределяющихся было 80 человек. На предложение Военно-революционного комитета разоружиться они объявили себя нейтральными и изъявили желание охранять район от грабежей, разоружиться же считали для себя позорным. Под угрозой дула орудия вольноопределяющиеся сдались.

В помещении их нашли 100 винтовок. Они нам очень пригодились.

В этот же день (30 октября) сдался второй кадетский корпус, причем все кадеты старших возрастов и юнкера перешли в первый корпус.

Сдавая второй корпус, белые преследовали цель — сконцентрировать свои силы и избавиться от малолеток.

Маневр белого командования был ясен, но после нескольких неудачных вылазок юнкеров вынужден был сдаться 31 октября, после двухсуточного боя и первый кадетский корпус.

На размышление им было дано 30 минут: либо они сдают корпус, либо мы из всех шести орудий снова открываем артиллерийский огонь.

Около 11—12 часов ночи 31 октября сдались военное Алексеевское училище и третий кадетский корпус.

В первом кадетском корпусе переговоры вел я и Простоквашин. Директор корпуса старался заверить делегатов, что он не отдавал распоряжения об открытии стрельбы, что все это происходило помимо его воли. Но когда один из присутствовавших офицеров обратился к нам с вопросом, как с ними поступят, если они сдадут оружие, директор прервал офицера и заявил: «Прошу от моего имени о сдаче оружия не говорить, так как мы без указания Комитета спасения оружия сдать не можем».

От имени Революционного комитета мы предъявили ультиматум: если в течение 30 минут не будет подписан договор на сдачу оружия, рабочие возобновят обстрел корпуса. Всю ответственность за жизнь кадетов, находящихся в корпусе, мы возложили на директора.

Минут через 15 наши условия приняли.

В Алексеевское училище и третий кадетский корпус парламентерами поехали Демидов и Масленников. В корпус их провели с закрытыми глазами. Нашу делегацию юнкера встретили враждебно, группа юнкеров пыталась даже поднять Демидова и Масленникова на штыки. Положение спас начальник училища, он оправдывался тем, что среди юнкеров имеется разногласие: часть предлагает сдаться, остальная же решила ждать подкрепления воинских частей, двигающихся на помощь с фронта.

Взятием кадетских корпусов и военного училища заканчивается борьба рабочих в Лефортовском районе. С этого момента борьба переносится в центральные районы Москвы.

Рабочим «Мастяжарта» после взятия корпусов достались богатые трофеи, которые очень пригодились в дальнейшем. На завод привезли вскоре несколько ящиков с револьверами «кольт», много ружейных и револьверных патронов. Видимо белогвардейцы готовились к серьезной борьбе.

Из центра и из других районов посыпались требования помощи с «Мастяжарта». Два орудия под прикрытием роты солдат послали к Большому театру, батарею из двух орудий по требованию т. Землячки направили разоружать Крутицкие казармы. С этой батареей утром 31 октября отправились в качестве начальника я и т. Рыбалко в качестве помощника командира батареи. . Как только артиллерия появилась у Андроньевского монастыря, на площади перед нами открылся вид Спасской кремлевской башни.

Мы остановились. Кругом нас собрались ребятишки, из дверей монастыря вышел высокого роста краснолицый священник в длинной рясе. Наводчик заявил, что орудия готовы. Долгогривый поп бросился к нам с криком: «Что вы делаете? Что вы делаете? Стрелять здесь нельзя!» Последовала команда: «По Спасской башне... пли!». Грянул выстрел, посыпались стекла с монастыря и соседних домов. Ребятишки испугались, шарахнулись, как воробьи, в разные стороны, а поп разинул рот, хотел что-то сказать, но не успел, грянул второй выстрел. Ребятишки снова вернулись к орудиям, попа мы больше не видали, он скрылся за оградой монастыря. Всего мы пустили по Кремлю четыре снаряда, после чего продолжали свой путь по Большой Андроньевской, к Крутицким казармам. Ребятишки провожали нас до самых казарм, весело рассказывали друг другу, как здорово грохотали орудия, и все спрашивали, когда и где мы будем стрелять еще.

К Крутицким казармам мы пришли примерно к часу дня. Одно орудие поставили у ворот 1-го Крутицкого переулка, второе — против окон здания школы. Ребятишки с нетерпением ждали стрельбы орудий, но стрелять здесь не пришлось.

Я подошел к воротам, где стоял часовой, и потребовал начальника школы. Через несколько минут к воротам подошел молодой юнкер и отрапортовал, что начальника школы сейчас нет, никто не знает, где он. Юнкер назвал себя председателем комитета шестой школы прапорщиков.

Я потребовал немедленной сдачи оружия. Юнкер отвечал, что он один этого решить не может, просил разрешения созвать комитет школы. Он указал, что юнкера до сего времени не стреляли и что комитет наверное решит сдать оружие. Я согласился, но обратил его внимание на пушки и просил передать юнкерам, что эти пушки уже покорили кадетские корпуса и Алексеевское училище.

Когда мы вошли в здание школы, в глаза сразу бросилась растерянность юнкеров. Многие из них смотрели блуждающими глазами, как будто бы искали спасения. Собрался комитет. После двух-трех выступлений и призыва председателя комитета сдать оружие поднялся храброго вида юнкер и заявил: «Я сражался за родину на фронтах, семь раз ранен, ни разу не выпускал оружия из рук, и теперь я его не сдам, умру вместе с ним». Во избежание каких-либо недоразумений я приказал арестовать юнкера, но председатель просил отдать его на поруки.

Большинством голосов было принято предложение сдать оружие. С «Мастяжарта» вызвали грузовик и назначили приемщиков оружия. Вдруг недалеко от меня в казарме раздался револьвер-ный выстрел, я схватился за кольт, но оказалось, что это храбрый юнкер покончил с собой выстрелом в висок.

Часа в три дня наша артиллерия направилась к Таганской площади. По пути я зашел в Симоновский райком к т. Землячке. Помещение райкома было переполнено. Землячка стояла среди красногвардейцев, отвечала на вопросы и давала распоряжения. Я сообщил, что нами разоружены юнкера шестой школы, что артиллерия готова выступить на новые позиции.

Со стороны присутствовавших красногвардейцев посыпались вопросы. Но я уже получил на свой вопрос ответ от Землячки: «Надо бы, т. Туляков, пострелять по Кремлю». Обменявшись еще несколькими словами с Землячкой и красногвардейцами, я отправился со своей батареей через Таганскую площадь к Кремлю.

Своей позицией мы избрали церковь «Никиты мученика» на Швикой горке. Ворота в ограде церкви были заперты на засов. Позвали сторожа, но он отказался открыть ворота и позвал настоятеля церкви. Когда вышел отец Владимир,— так его называли,— наша артиллерия была уже в ограде церкви. Артиллеристы были восхищены выбором позиции. Действительно Кремль виден был, как на ладони. Мы знали, что в малом Николаевском дворце, рядом с Чудовым монастырем, помещался полковник Рябцев со своим штабом. Далее были хорошо видны Спасские ворота и башня с часами, купол здания окружного суда, Василий Блаженный, — словом, в любую точку без единого промаха можно было класть снаряды.

Священник обратился с вопросом, что мы намерены делать и есть ли у нас разрешение духовного совета на право въезда в ограду церкви. Я не успел ответить, как грянул выстрел, посыпались стекла и иконы внутри и снаружи маленькой церквушки.

С наблюдательного пункта мы заметили, как после разрыва шрапнели разбежались в разные стороны стоявшие на площади юнкера. На Спасской башне затрещал юнкерский пулемет. Последовала команда: «По Спасской башне!» Грянул еще выстрел. Когда развеялась пыль, мы увидели на Спасской башне зияющую пробоину. К малому Николаевскому дворцу, со стороны Чудова монастыря, подъехал грузовик, видно было, как из штаба Рябцева начали что то грузить на него. Еще выстрел — и грузовик остался на месте разбитым.

После нескольких выстрелов по Николаевскому дворцу артиллерия перенесла огонь на купол здания окружного суда и на Спасскую башню. Один из снарядов метко угодил и разорвался в часах Спасской башни. Больше часы никогда не играли «Коль славен». Нам донесли, что на угловой башне Кремля, у Москворецкого моста, затрещал пулемет, мы навели туда оба орудия.. Одним залпом двух пушек башня была сбита.

Неожиданно для нас юнкера с Кремля открыли стрельбу по нашей батарее из 76-миллиметрового орудия. Первый снаряд угодил в здание соседнего дома Еременко, второй попал в уборную обитателей церкви, стоявшую в углу ограды, и третий, как потом выяснилось, попал в особняк княгини Шаховской. Юнкерам из своей «плевалки», как ее назвали наши артиллеристы, пришлось пострелять недолго. Мы скоро выяснили расположение юнкерского орудия, и двумя-тремя выстрелами нашей артиллерии оно было подбито. Наши артиллеристы радостно и долго смеялись над тем, как закончилась затея юнкеров.

Настала ночь. Стало тихо. Только наша артиллерия по временам нарушала эту тишину осенней ночи. С нашей батареи к Устьинскому мосту, на Воронцово поле и на прилегающие улицы были высланы разведка и патруль.

Часов в 12 ночи под 1 ноября я уехал в Революционный штаб «Мастяжарта». Ночь была темная ,и туманная. На Вознесенском переулке меня по ошибке обстреляли красногвардейцы Басманного района. Вокруг нашего завода ходили патрули, у ворот стояли часовые. В штабе я встретил членов Ревштаба Фирсова Семенова, Демидов был в Алексеевском военном училище, т Галкин выдавал кольты отправляющейся куда-то в центр команде красногвардейцев. Часа в три дня в штаб приехал Демидов и сообщил, что юнкера посажены в военную тюрьму.

2 ноября часов в 5 утра я вернулся на батарею. Рыбалко сообщил мне, что ночью нашу батарею обстреляли из окон соседнего дома. В доме, из которого стреляли, произвели обыск и нашли охотничьи и мелкокалиберные ружья. Около 10 часов утра к нам приехал Демидов. Юнкера продолжали еще хозяйничать в Кремле. Наша батарея молчала, орудийные выстрелы были слышны только с Воробьевых гор. Прибежавший из плена из Кремля рабочий в засаленном пальто сообщил, что юнкера прячутся от наших орудий в подвалах Кремлевских казарм. Тов. Демидов приказал послать несколько снарядов по этим казармам.

Артиллерия «Мастяжарта» оказала красногвардейцам, сражавшимся в центре, существенную поддержку. Вскоре пришло распоряжение прекратить стрельбу. Кремль и другие спорные пункты белых сдавались. Начались переговоры о сдаче белых. Рабочие в Москве победили.



32. Тов. Туляков Н. С. родился в 1887 г. в селе Чертяновке Симбирской губ. В детстве-пастух и батрак. С 1904 по 1907 г. -рабочий на постройках Самары, с 1907 г.- столяр на сахарном заводе в селе Богатове Самарской губ. После окончания военной службы в 1914 г. работает в Самаре на Жигулевском заводе до мобилизации в империалистическую войну. С сахарного завода уволен за участие в забастовке и демонстрации. Участник антивоенных выступлений. Член партии с марта 1917 г. Занимал ряд командных должностей на фронте гражданской войны. Учился в Коммунистической академии на курсах марксизма. С 1925 г. работал членом правления МОСПО, затем членом президиума МСНХ, начальником строительной индустрии правления Мосстройобъединения. В настоящее время работает в НКПС начальником сектора подсобных предприятий стройматериалов и учится на курсах техников-строителей.

Предыдущая | Содержание | Следующая

Спецпроекты
Варлам Шаламов
Хиросима
 
 
«Валерий Легасов: Высвечено Чернобылем. История Чернобыльской катастрофы в записях академика Легасова и современной интерпретации» (М.: АСТ, 2020)
Александр Воронский
«За живой и мёртвой водой»
«“Закон сопротивления распаду”». Сборник шаламовской конференции — 2017